Молчание ягнят - Страница 48

На ней был стеганый комбинезон на молнии — чужой. Комбинезон был чистый, от него пахло душистым стиральным порошком. Пол, на котором она лежала, тоже был чистый, если не считать куриных косточек и кусочков овощного гарнира, которые ее похититель сбросил вниз некоторое время назад. Здесь, внизу, больше ничего не было, только матрас и пластмассовое ведро для испражнений; к его ручке была привязана тонкая веревка. На ощупь она казалась обычной кухонной бечевкой и уходила в темноту высоко, выше, чем Кэтрин могла дотянуться.

Ничто здесь не мешало свободе передвижения, только вот двигаться было некуда. Пол, на котором Кэтрин лежала, был овальный, площадью метра два на три, в центре — небольшой сток. Пол явно представлял собою дно глубокой закрытой шахты, гладкие цементные стены которой плавно сужались, уходя вверх.

Какой-то шум наверху или это сердце так стучит? Шум наверху. Теперь шум слышался совсем ясно, прямо над головой. Темный тайник, в котором сидела Кэтрин, находился в той части подвала что прямо под кухней. Вот звук шагов по кухонному полу, вот льется вода. Вот явно собачьи коготки скребут линолеум. Потом ничего, до того момента пока бледный диск желтоватого света не возник над откинутой дверцей в крышке колодца — в подвале зажглось электричество. И вдруг ослепительный свет вспыхнул и в шахте, но на этот раз девушка поднялась и села в его яростных лучах, укрыв ноги матрасом, полная решимости осмотреться. Закрыв лицо руками, она пыталась глядеть сквозь пальцы, давая глазам привыкнуть к свету; тень ее плясала по стенам в лучах прожектора, опущенного на проводе в устье шахты высоко над головой.

Она отпрянула, когда пластиковое ведро дернулось, приподнялось и поехало вверх на тонкой веревке, медленно вращаясь и раскачиваясь, поднимаясь все выше к свету. Пытаясь проглотить страх, она поперхнулась — слишком много воздуха попало в легкие, но все же сумела выговорить:

— Мои родные заплатят. Наличными. Мама сразу заплатит, без вопросов. Вот ее личный… Ой! — Какая-то тень, трепеща, слетела сверху: всего лишь полотенце. — Вот ее домашний телефон: 202…

— Вымойся.

Тот же странный голос, она уже слышала его: он говорил с собакой.

Еще одно ведро опустилось на веревке. Запахло горячей мыльной водой.

— Все сними, вымойся с ног до головы, не то полью из шланга. — И собаке, видимо отвернувшись, так как голос стал слышен хуже: — Да уж, радость моя, оно у нас получит, польем его из кишки, да, золотко? Обяза-ательно.

Кэтрин Мартин услышала шаги и постукивание коготков по полу над подвалом. В глазах перестало двоиться, как двоилось поначалу, когда впервые зажегся свет. Теперь она могла видеть четко. Как высоко до верха? Прожектор висит на проводе — интересно, он крепкий? Может, она зацепит его комбинезоном? Или полотенцем? Ни черта тут не сделаешь! Стены были ужасно гладкие — гладкая труба, уходящая вверх.

Трещина в цементе — высоко, не дотянуться; больше никаких выбоин, не за что зацепиться. Она свернула матрас тугим рулоном и стянула полотенцем. Встала на него, пошатываясь, дотянулась до трещины и зацепилась ногтями, чтобы удержать равновесие. Прищурившись, вглядывалась прямо в бьющий в глаза луч. Так. Прожектор со шторкой. Висит в полуметре от края. Если вытянуть руку, от кончиков пальцев до него будет почти три метра. С таким же успехом можно попробовать дотянуться до луны… А тут еще он возвращается… скользит под ногами матрас… она держится ногтями за трещину, удерживая равновесие… ломаются ногти о цемент… она спрыгивает с матраса и что-то — какой-то лепесток — летит из трещины вниз мимо ее лица.

Что-то спускается вниз, мимо прожектора: резиновая кишка. На мгновение включается вода холодная как лед. И угрожающее:

— Мойся. С головы до ног.

В ведре с мыльной водой плавает мочалка и пластиковая бутылка с лосьоном для кожи — дорогим, заграничным.

Пришлось подчиниться; от холода руки и ноги покрылись гусиной кожей, соски съежились, стало больно. Она присела у ведра с теплой водой, придвинувшись поближе к стене. Вымылась.

— Теперь вытрись и вотри в кожу крем, с ног до головы. С ног до головы.

Крем разогрелся от теплой воды, комбинезон прилипал к телу.

— Теперь вымой пол и собери мусор.

Она выполнила и это указание, подобрала куриные кости и зеленый горошек. Сложила в ведро, протерла пол там, где были жирные пятна. Что-то еще лежит у стены. Лепесток, что пролетел мимо лица из трещины в стене. Это — ноготь. Женский ноготь с остатками лака с блестками. Обломанный низко, почти до основания.

Ведро поехало вверх.

— Мама заплатит без всяких вопросов, — сказала Кэтрин Мартин. — Она заплатит столько, что вы все станете богатыми людьми. Если это для организации — иранской, или палестинской, или Черных пантер, она даст деньги и на это. Все, что вам надо сделать, это…

Она отпрянула и вскрикнула: «Ох!», когда рядом с ней опустилось на веревке ведро для испражнений. Теперь она сидела на свернутом матрасе, лихорадочно соображая, что же делать. Кэтрин уже не сомневалась, что похититель ее действует в одиночку, что он — американец, белый. Она просто пыталась создать у него впечатление, что не знает, кто он, какого цвета и имеет ли сообщников; пусть думает, что у нее в памяти не сохранилась сцена на стоянке — ведь ее ударили по голове. Она надеялась, что он убедился: ее можно спокойно отпустить. Мозг ее напряженно работал. Работал. Слишком хорошо работал.

Ноготь. Кто-то еще был здесь до нее. Женщина. Молодая. Где она теперь? Что он с ней сделал?