Молчание ягнят - Страница 93

— Я сейчас спущу тебе ведро. И ты посадишь в него собачку.

— Ты сейчас спустишь сюда телефон! Или я сверну твоей собачке шею! Мне бы не хотелось этого делать, я не хочу причинять боль ни тебе, ни собаке, но я это сделаю! Лучше дай мне телефон!

Мистер Гам поднял револьвер. Она сжалась в комок, подняв собаку и выставив ее перед собой как щит. Услышала, как он взвел курок.

— Ну, стреляй, сучий выблядок! Стреляй! Только целься получше! Если не убьешь меня сразу, я сверну твоей сучонке шею! Богом клянусь, сверну!

Она взяла собаку под мышку, зажав ей ладонью пасть, и подняла ей голову.

— Что, слабо? Тогда отвали, скотина! Собака опять завизжала. Револьвер исчез. Кэтрин свободной рукой откинула волосы с влажного лба.

— Я не хотела вас оскорбить, — произнесла она — Дайте мне телефон, это все, о чем я прошу.

А сами можете уходить. Мне все равно. Я вас не видела и не знаю. А о Прелести я позабочусь.

— Нет!

— У нее будет все, что нужно! Подумайте о ней, а не о себе одном! Если вы выстрелите в меня, она все равно как минимум оглохнет. Все, что мне нужно, — это телефон. Вы можете нарастить провод и спустить его сюда. А я потом перешлю вам вашу Прелесть — хоть самолетом. У меня в семье есть собаки, моя мать обожает собак. А вы можете уехать, мне все равно.

— Я не дам тебе больше воды!

— Тогда и она не получит ни капли! У меня-то еще есть вода, а ей я ничего не дам. Мне очень жаль, но у нее, кажется, сломана лапка — Это была ложь. Собака вместе с ведром-ловушкой упала прямо на Кэтрин, оцарапав ей лицо своими коготками. Поэтому Кэтрин и не отпускала ее на пол, чтобы он не увидел, что она не хромает. — Ей больно! Она все время поджимает лапку и лижет ее! Мне самой от этого не по себе! Ее надо показать ветеринару!

Мистер Гам даже зарычал от ярости и муки. Собака в ответ завизжала.

— Ты еще не знаешь, что такое боль! — заорал он. — Если ты сделаешь ей больно, я тебя кипятком ошпарю!

Кэтрин услышала грохот его шагов по ступеням. Она села. Руки и ноги била крупная дрожь. Она не могла удержать ни дрожь, ни собачку, ни мочу. Ни вообще что-либо.

А собачонка забралась к ней на колени и свернулась там теплым клубочком.

50

По густой коричневой воде плыли перья, свернутые в колечки перья, принесенные из голубятен ветерком, от которого бежали мурашки на коже реки.

Фелл-стрит, улица, где жила Фредрика Биммель, на заржавевших от времени табличках торговцев недвижимостью именовалась набережной, поскольку задние дворы всех здешних домовладений выходили на топкий, болотистый берег Ликинг-ривер, реки, на которой стоял город Бельведер, штат Огайо (112 тысяч жителей, расположен в пришедшем в упадок промышленном районе к востоку от Колумбуса).

Дома здесь были большие, старые, обветшалые. Стоили они теперь дешево, и многие были приобретены молодыми семейными парами. Купленные дома были отремонтированы и выкрашены свежей краской, и остальные в сравнении с ними выглядели еще более грязными и обшарпанными. Дом, где жила Биммель, уже давно не ремонтировался.

Клэрис Старлинг некоторое время стояла у берега, глубоко засунув руки в карманы и глядя на плавающие в воде перья. В зарослях тростника кое-где виднелся слежавшийся снег, грязно-серый под ярко-синим зимним небом.

За спиной Старлинг было слышно, как отец Федрики Биммель что-то приколачивал в голубином городе, напоминавшем Орвьето нагромождением голубятен от кромки воды до самого дома. Она еще не видела его. Соседи сказали, что он дома. Лица их были словно заперты на замок, когда они ей это сообщали.

Старлинг чувствовала себя как-то неуютно, словно была не в ладах с самой собою. После того как она приняла решение оставить Академию и продолжать охоту на Буффало Билла, Клэрис перестала воспринимать почти все исходящие извне звуки. В мозгу образовался вакуум. Лишь где-то на периферии сознания, как искры, вспыхивали мысли о том, что она прогульщица и полная дура.

С самого утра она как бы не замечала неудобств и неприятностей, ее не раздражали запах пота в самолете, неразбериха в агентстве, где она брала напрокат машину. Она, правда, рявкнула на дежурного клерка, чтобы тот двигался поживее, но сама даже ничуть не рассердилась.

Старлинг предстояло дорого заплатить за эту поездку, поэтому она хотела использовать имевшееся в ее распоряжении время с максимальной пользой. Ведь если Крофорда совсем отстранят от этого дела, то у нее обязательно отберут удостоверение и тогда уже придется все бросить окончательно.

Так что надо поспешить. Думать сейчас об участи Кэтрин, о ее последнем часе — значит потратить день впустую. Думать о том, что сейчас с ней делают то, что сделали с Кимберли Эмберг и Фредрикой Биммель, — значит вообще потерять способность мыслить.

Ветер стих, и поверхность воды стала гладкой. Мертвая, грязная река. Только у ее ног все еще крутилось одинокое перышко. Ну ладно. Держись, Кэтрин.

Старлинг закусила губу. Если он ее застрелит, то пусть сразу. Он ведь специалист.

Научи нас любви, научи равнодушию. Научи нас спокойствию и тишине.

Она повернулась и пошла вдоль стены голубятни по доскам, уложенным прямо в грязь, туда, откуда доносился стук молотка. Рядом за сеткой были голуби, сотни голубей всех размеров и цветов; здесь были и сизари, и турманы, и зобастые с гордо выпяченной вперед грудкой. Птицы расхаживали по клеткам, ворковали, поглядывая по сторонам и покачивая головками, раскрывали крылья, подставляя их бледному зимнему солнцу, и издавали приветственные звуки, когда она проходила мимо.