— Вильгельма фон Элленбогена видели? — спросил охранник, осветив фонариком одну из витрин.
— Не припоминаю, — ответила Старлинг, не замедляя шаг.
— Приходите в другой раз, когда музей будет открыт. Рассмотрите хорошенько при свете. Его в XVIII веке в Филадельфии похоронили, так? А потом грунтовыми водами залило, так он в мыло превратился.
Инсектарий оказался большой комнатой, слабо освещенной и наполненной чириканьем и жужжанием. Вся она была заставлена клетками и ящиками с насекомыми. Днем здесь толпами ходили посетители, прежде всего дети. А сейчас, в сумерках, насекомые были предоставлены самим себе. Некоторые клетки были освещены красным светом. По углам комнаты таким же красным горели индикаторы аварийных выходов.
— Доктор Пилчер! — позвал охранник.
— Я здесь, — отозвался голос из глубины комнаты, и там появился луч фонаря, направленный вверх, как маяк.
— Вы сами проводите эту даму, когда закончите?
— Да, конечно. Благодарю вас.
Старлинг достала из сумки свой собственный фонарик и обнаружила, что он был все время включен и батарейка села. Вспыхнув от злости, она поняла, что устала, и заставила себя подавить гнев.
— Здравствуйте, офицер Старлинг.
— Здравствуйте, доктор Пилчер.
— Вы меня, может, еще профессором назовете?
— А вы разве профессор?
— Нет, и не доктор. Но все равно я рад вас видеть. Жучков посмотрим?
— Конечно. А где доктор Роден?
— Он работал двое суток подряд, со щетинками разбирался. Собственно, ему мы и обязаны нашими успехами. Но теперь он совсем выдохся. Вы внимательно рассмотрели эту куколку до того, как мы начали над ней работать?
— Нет.
— Она была довольно сильно повреждена.
— Но вы все же поняли, что это такое?
— Да. Только что. — Он остановился у одной из клеток. — Прежде всего позвольте вам показать бабочку, похожую на тех, что выходят из таких куколок, какую вы нам принесли в понедельник. Это, правда не совсем то же самое, что у вас, но из того же семейства — совка — Луч фонаря нащупал в клетке крупную, отливающую синим блестящую бабочку. Она сидела на прутике, сложив крылья. Пилчер подул на нее, и тут же на ее спине появился лик совы: бабочка распахнула крылья. На них смотрели глаза ночной хищницы — последнее, что видит перед смертью обреченная крыса — Это Caligo beltrao, достаточно широко распространенный вид. Но с образцом из Клауса дело будет покруче. Пойдемте.
В конце комнаты в нише был установлен большой ящик с решеткой перед ним — чтобы дети не могли достать руками. На ящик был наброшен матерчатый чехол. Рядом гудел увлажнитель воздуха.
— Мы их держим под стеклом, чтобы посетители не совали туда пальцы, — эта бабочка может напасть. И влагу она любит, а стекло помогает ее сохранить.
Пилчер поднял клетку за ручки и придвинул ее поближе. Снял чехол и включил маленькую лампочку рядом.
— Это бабочка Мертвая голова, — сказал он. — Мы ее специально держим под чехлом: надеемся, что она яйца отложит.
Своим видом бабочка внушала очарование и страх. Ее огромные коричнево-черные крылья были сложены словно плащ. На широкой мохнатой спинке четко выделялся знак, наполнявший людей страхом, когда они беспечно сталкивались с ним в своих рукотворных садах. Овальный череп. Мертвое лицо. Сверлящий взгляд черных глазниц в тонком обрамлении скульных дуг.
— Acherontia styx, — сказал Пилчер. — Названа по имени двух рек в аду. Этот, за которым вы охотитесь, он тоже бросает тела в реки, так ведь?
— Да, — ответила Старлинг. — Это редкая бабочка?
— В этих краях — да. Здесь ее вообще в естественных условиях не встретишь.
— Откуда она? — Старлинг приблизила лицо к сетчатой крышке клетки. От ее дыхания ворсинки на спинке бабочки зашевелились. Старлинг отшатнулась, когда насекомое издало резкий скрипучий звук и забило крыльями. Она почувствовала на лице легкое дуновение ветерка.
— Из Малайзии. В Европе есть свой вид из того же семейства — они называются Atropos, — но эта, как и та, что была во рту у Клауса, из Малайзии.
— Значит, кто-то ее вырастил.
Пилчер кивнул.
— Да, — сказал он, заметив, что Старлинг на него не смотрит. — Ее, видимо, привезли в виде яйца или, что более вероятно, в виде куколки. Пока еще никому не удалось добиться, чтобы они откладывали яйца в неволе. Они совокупляются, но никакого потомства. Самое трудное — найти в джунглях гусеницу. После этого их нетрудно вырастить.
— Вы сказали, что она кусается…
— У нее очень острый хоботок, и весьма твердый. Если зазеваешься, тут же всадит его тебе в палец. Очень необычное оружие. Он даже в спирте не размягчается. Именно хоботок и помог нам сузить поиски, и мы смогли довольно быстро идентифицировать ваш образец.
Пилчер вдруг остановился, словно ему стало стыдно за похвальбу. Потом продолжал скороговоркой:
— Настырные твари. Даже протыриваются в улья и крадут у пчел мед. Мы однажды, помню, выезжали в экспедицию на Борнео, так они прилетали на свет фонарей позади общежития… было жутко неприятно слышать звуки, которые они издавали…
— А эта откуда к вам попала?
— Махнулись с правительством Малайзии. Не знаю, что мы им дали взамен. Так вот, странное было зрелище: сидим мы в темноте… ждем с ведром цианида…
— Вы не знаете, какие документы заполняются на таможне при ввозе таких насекомых? У вас нет таких данных? И нужно ли разрешение для их вывоза из Малайзии? У кого можно это узнать?
— Так вы торопитесь? Я вам тут все написал — все, что мы выяснили, и где можно опубликовать объявления, если занимаешься такими делами, и все прочее. Идемте я провожу вас.