Старлинг пошла по слабо освещенному коридору одна. Она не заглядывала в камеры, меж которыми шла. Звук собственных шагов казался ей слишком громким. Из одной-двух камер слышался хлюпающий храп, в третьей кто-то приглушенно хихикал.
В камере умершего Миггза теперь был новый обитатель. Она видела длинные ноги, вытянутые на полу вдоль решетки, и голову, прижатую к прутьям. Проходя мимо, Старлинг посмотрела внимательнее. На полу, посреди обрывков чертежной бумаги, сидел человек с абсолютно пустым лицом. Широко раскрытые глаза отражали мелькание экрана, блестящая нить слюны протянулась от уголка рта к плечу.
Ей не хотелось заглядывать в клетку доктора Лектера, прежде чем станет ясно, что он ее заметил. Она прошла мимо, не повернув головы и ощущая странное покалывание между лопатками, подошла к телевизору и выключила звук.
На докторе Лектере была белая больничная пижама, белой была и камера, и все в ней. Яркими пятнами выделялись лишь волосы и глаза доктора Лектера и красногубый рот на его лице, бледность которого из-за многолетнего пребывания взаперти почти сливалась с белизной, окружавшей его. Рот, волосы, глаза, казалось, парили в пространстве над белым воротником сорочки. Лектер сидел у стола за нейлоновой сетью, не позволявшей ему приблизиться к решетке. Он набрасывал что-то на оберточной бумаге, используя в качестве модели собственную руку. Она видела, как он повернул руку и, с напряжением сжав пальцы, принялся рисовать внутреннюю сторону предплечья. Чтобы смягчить резкие линии, проведенные углем, он растирал их мизинцем, словно растушевкой.
Она подошла чуть ближе к решетке, и он поднял голову. Старлинг показалось, что все тени камеры сосредоточились в его глазах и треугольнике волос надо лбом.
— Добрый вечер, доктор Лектер.
Губы его разомкнулись, появился кончик языка, такой же красный. Язык коснулся верхней губы — точно в центре — и исчез.
— Клэрис.
Она расслышала металлический скрежет в его голосе и подумала: «Интересно, как давно он разговаривал с кем-нибудь в последний раз?» Биты молчания…
— Поздновато для курсанта Академии, — сказал он.
— И по ночам приходится учиться, ответила она, жалея, что голос ее звучит не очень-то бодро. — Вчера я была в Западной Вирджинии…
— Вы поранились?
— Нет, я…
— А пластырь зачем? Тут она вспомнила.
— Ну да я поцарапалась о бортик бассейна, когда плавала сегодня днем. — Пластырь на икре нельзя было увидеть под брюками, он чувствует запах. — Я была в Западной Вирджинии вчера. Они там обнаружили тело самой последней жертвы Буффало Билла.
— Не совсем самой последней, Клэрис.
— Почти самой последней.
— Да.
— Она была оскальпирована. Точно, как вы сказали.
— Вы не возражаете, если я буду рисовать, разговаривая с вами?
— Нисколько, пожалуйста.
— Вы осматривали останки?
— Да.
— А прежние его опыты вы видели?
— Нет, только фотографии.
— Как вы себя чувствовали?
— Сначала мне стало не по себе. Потом я была занята.
— А потом?
— Потрясена.
— И вы могли функционировать нормально? — Доктор Лектер потер уголек о край оберточной бумаги, чтобы заострить кончик.
— Отлично. Я функционировала отлично.
— Для Джека Крофорда? Или он больше не выезжает на место преступления?
— Он был там.
— Клэрис, доставьте мне удовольствие — на одно мгновение, прошу вас. Наклоните голову вперед… Просто повесьте голову, словно спите. Еще секундочку. Спасибо, теперь уловил. Садитесь, если хотите. Вы говорили Джеку Крофорду о том, что я вам сказал, до того как ее нашли?
— Да. Он… Ну, он фактически отмахнулся…
— А после того как он увидел этот труп в Западной Вирджинии?
— Он разговаривал с его главным советником по этим вопросам, из университета…
— С Аланом Блумом.
— Точно. Доктор Блум сказал: Буффало Билл подстраивается под образ, созданный журналистами: бульварные газетенки всячески обыгрывали идею, что вот-вот этот парень начнет снимать с жертв скальпы. Доктор Блум сказал: всем было ясно, что Буффало Билл именно так и поступит.
— Доктору Блуму было ясно, что Буффало Билл именно так и поступит?
— Так он сказал.
— Ему было ясно, но он предпочел промолчать. Интересно. А вы что думаете, Клэрис?
— Не могу сказать с уверенностью.
— Вы изучаете психологию, судебную медицину. Там, где сливаются эти два потока, можно взять хороший улов, не правда ли? Каков ваш улов, Клэрис?
— Пока что небогатый.
— Что эти науки говорят о таких, как Буффало Билл?
— По классическому определению он — садист.
— Жизнь слишком скользкая штука, чтобы судить о ней по классическим определениям, Клэрис. Гнев представляется похотью, волчанка — крапивницей. — Доктор Лектер закончил набросок левой руки, переложил уголь из правой в левую и принялся за набросок правой, действуя столь же уверенно. — Вы имеете в виду определения из книги доктора Блума?
— Да.
— Про меня вы там тоже прочитали?
— Да.
— И как он меня описывает?
— Как случай чистой социопатии.
— Вы полагаете, доктор Блум всегда прав?
— Я все жду, когда проявится недостаточная глубина аффекта.
Доктор Лектер улыбнулся, обнажив в улыбке мелкие белоснежные зубы.
— Крупные специалисты окружают нас со всех сторон, Клэрис. Доктор Чилтон утверждает, что Сэмми — тот, что позади вас, — страдает гебефренией и окончательно потерян для мира. Он поместил Сэмми в камеру покойного Миггза, так как полагает, что Сэмми уже сказал жизни последнее «прости». А вы знаете, как обычно развивается гебефрения? Не беспокойтесь, он вас все равно не услышит.